Понимающе кивнув, учитель с сожаление произнес:
— Да — у вас есть причины ненавидеть офицеров династии. И я не буду препятствовать, если вы переловите всех беглых старших чинов, что еще не оказались за колючей проволокой. Но за единственным исключением — этот человек пойдет со мной. У меня есть приказ забрать его, и я обязан повиноваться. В ваших интересах не препятствовать мне. При нем была дорогая печать — можете оставить ее себе, как и его кинжал. Это ценные вещи и вы выручите за них много денег — этого вполне хватит, чтобы подкупить вашу жажду мести. Человек уйдет со мной.
Верзила с мушкетом нетерпеливо выдохнул:
— Мама — да чего ты слушаешь этого старого пня? Вели гнать его в шею — я такого пинка отвешу, что покатится до дальних огородов, а может и дальше.
Женщина, внимательно всматриваясь в лицо старика, вдруг напряглась, будто почти узнала в нем кого-то знакомого. Она еще не поняла, кто перед ней, но пробуждающаяся память уже выдала свой вердикт — ей и ее семье грозит опасность. Этот человек не такой безобидный, как кажется.
— Убейте его, — нервно выдохнула хозяйка дома.
Сыновья этой женщины были людьми простыми и нагловатыми, как и положено выходцам из среды столичного мещанства. Прикажи она отдубасить бродягу палками и оставить валяться за околицей, выполнили бы в тот же миг. Но законченными злодеями они не были — к таким кровожадным словам оказались неподготовленными.
Замешкались.
Впрочем, прояви они даже максимально возможную расторопность, вряд ли бы это что-то изменило.
Меч опередить можно. Но не этот…
Старик шагнул вправо, уйдя с воображаемой линии, протягивающейся из темного зева мушкетного ствола. При этом он вытянул правую руку вверх и в сторону. Сталь, возникшая из ниоткуда, веером брызг отбросила воду, стекающую с крыши хлева, обгоняя капли дождя, ринулась вниз, коснулась ладони стрелка и, будто отразившись от нее, подпрыгнув, ужалила в шею.
Зрители не успели ничего этого заметить — просто блеск стали, брызги воды и чего-то красного, отсеченный палец, полетевший в лужу, и заваливающийся на колени младший брат. Фитильный мушкет оружие примитивное и в обращении небезопасное — аккуратности требует. Вот и сейчас подвел — пыхнул порох, грохнул выстрел. Еще один брат выбыл из боя, даже не успев начать его — получил заряд рубленых гвоздей в лицо и завалился на кучу размокшего навоза, в агонии размазывая по щекам вытекающие глаза.
Шаг вперед, причудливое движение клинка — кончиком коснуться руки чуть выше предплечья, затем провести от уха до кадыка. Меч не пуля, останавливающее действие невелико — даже с пронзенным сердцем враг может продолжить бой: надо не оставлять ему ни одного шанса. Сухожилия на руке перехвачены, бицепс разрезан надвое, подсеченная голова заваливается набок, выпуская фонтан крови на последнего противника. Тот единственный, кто что-то пытается сделать — начинает замахиваться простой дубинкой. На этот раз оружие старика не стремится к изяществу — почти грубо бьет единым боковым ударом, перерубая руку у локтя и глубоко вгрызаясь в шею.
Первая жертва, припав на колени, начинает заваливаться набок, а отсеченная рука последней еще не коснулась грязи двора. Бой окончен.
Старик, не обращая внимания на застывшую статуей женщину, шагнул к Амидису. Он больше не был стремительным и невесомо-изящным — движения его были утомленны и грубы. Ухватив веревку, с трудом вытащил узел узел, отпустил. Освобожденный донис кулем рухнул в грязь, со стоном прижимая к груди затекшие руки.
— Сейчас кровь начнет возвращаться в ладони и будет очень больно, — вежливо предупредил старик.
Амидис на это ничего не ответил — ему и без того было настолько плохо, что он не верил в ухудшение ситуации.
— Я вспомнила, кто ты, — безжизненно-спокойно произнесла хозяйка дома.
Обернувшись, учитель взглянул на в один миг постаревшую женщину:
— Мало осталось тех, кто помнит меня, а еще меньше тех, кто может узнать.
— Я видела тебя, когда была еще девочкой. Теперь ты сильно одряхлел. Дряхлые ножны для истинного меча…
— Время… Слишком долго даже для меня…
— Ты убил моих сыновей. Ты не имел права их судить. Это был не твой суд.
— Пожелай я их убить, они бы умерли сразу, без долгого разговора. Они могли жить и дальше, но ты решила иначе.
— Да — я ошиблась. Не смогла сразу вспомнить тебя. Ты Меч — ты умеешь только убивать. Странно, что ты появился только сейчас. Где же был все эти годы?
— Я читал. У меня было много книг — это все, что было мне доступно. В твоем доме остались женщины и дети. Ступай к ним. Вам надо подготовить тела к похоронам. А мы сейчас исчезнем, и ты больше никогда нас не увидишь. Я не говорю, что мне жаль твоих сыновей — я не умею жалеть. Но и кровь их мне ни к чему, ты же знаешь — мне нужна лишь одна кровь, и ее здесь нет. Мне нужно было забрать этого человека, а они мне мешали.
— Почему ты не убил меня — Меч? Я ведь тоже мешаю…
— У тебя нет оружия — не помешаешь. Ты не опасна для меня.
Женщина улыбнулась. Улыбнулась страшно — кривляясь от спазмов в сведенных губах:
— Значит ты уязвим. Старые дряхлые ножны…
— У меня приказ — я просто его выполняю.
— Да, я тебя не виню — в этом ты не изменился. Приказ это приказ. Виноват тот, кто тебе его отдал. Может даже он не был жесток, просто не знал, что даже отдав тебе безобидный приказ, можешь получить такое… Все же советую тебе меня убить — так будет лучше для всех.
Старик, помогая Амидису подняться, покачал головой: